– Венеция, будь разумной. Я привязан к тебе, и я тебе нравлюсь. В большинстве своем браки основаны на меньшем.

– Но не мое замужество. И если я должна тебе это объяснять, значит, ты мне не подходишь.

Грегор с досады запустил пятерню себе в волосы.

– Ты хоть представляешь, что произойдет, когда сквайр встретит тебя в Лондоне? Тебя будут избегать, перестанут принимать в обществе.

– Это моя проблема. Я справлюсь с ней самостоятельно. – Венеция вытерла глаза и указала на луковицы: – Пожалуйста, порежь их, они мне понадобятся для тушеного мяса.

Она подошла к плите, сняла крышку с большого чугуна и бросила в него целую горсть сушеных трав.

Грегор не мог собраться с мыслями. Он никак не ожидал, что Венеция ему откажет. Он был готов к требованию, что все должно быть обставлено великолепно, готов был принять предложенный ею распорядок, сделать все, что она пожелает, и потратить кучу денег, если ей это необходимо. Но отказать – и как отказать! Грегор не знал, что ему делать. Он схватил луковицу и занёс над ней нож.

– Ты сначала очисти ее, – сказала Венеция, снова накрывая крышкой кипящий чугун.

Грегор подчинился, затем начал резать луковицы на ломтики, и от едкого запаха у него защипало глаза. Он резал этот проклятый лук сколько мог, потом отвернулся. Глаза щипало и жгло, им было так же больно, как оскорбленной гордости Грегора.

– Черт возьми, ну и лук! Здорово щиплет глаза.

– Луковицы чем старше, тем злее щиплют. – Венеция перебросила через стол чистый платок. – Вот, вытри поскорее глаза, не то люди подумают, что я наступила тебе на любимую мозоль.

Она наступила на его гордость. Вот почему ему так больно. Глаза Грегор вытер, жгло теперь меньше. Он положил платок на стол.

– Спасибо.

Венеция собрала нарезанные овощи и бросила их в чугун.

Грегор молча наблюдал за ней. Он все испортил. Шел на риск ради ее спасения, но ничего не добился, а теперь, стремясь устроить будущее Венеции, соорудил еще один барьер между ними.

Следовало избрать более удачный способ изложить свое предложение. Впрочем, со временем ей придется согласиться на брак с ним. Другого выхода нет.

Венеция сняла крышку с чугуна и бросила в него щепотку еще чего-то.

– Запах дивный! Что там у тебя?

– Свинина, мясной отвар, розмарин и чеснок. – Прежде чем отвернуться, она улыбнулась Грегору: – Спасибо за помощь.

Она его выпроваживала. Гордость Грегора была и без тот уязвлена. Но в таком случае уязвлено и самолюбие Венеции. Грегор с минуту присматривался к ней и обнаружил, что щеки у нее горят и что она избегает его взгляда.

Может, лучше уйти? Оставшись одна, Венеция, несомненно, подумаете случившемся и наверняка придет к тому же заключению, что и он. Ей нужно время на размышление, ничего более.

Грегор вымыл и вытер руки. Черт побери, вот уж не думал, что все так обернется. Он постоял у двери, пытаясь найти слова, которые все объяснили бы, но на ум ничего не приходило.

Вместо этого он сказал:

– Завтра мы сможем уехать отсюда. Уложи чемодан. Ты, вероятно, хочешь вернуться в Лондон.

Венеция подошла к столу.

– Нет, я решила ехать к бабушке, как и предполагалось с самого начала.

– Отлично. Я буду тебя сопровождать.

– Нет, благодарю, я вполне могу путешествовать одна.

– Не смеши меня.

Она ответила с тонкой улыбкой:

– Почему бы мне не поехать одной? Ведь я опозоренная женщина, ты не забыл? Зато свободная.

– Венеция…

Она подняла на Грегора глаза, полные жаркой надежды:

– Да?

В одном коротком слове Грегор услышал эту надежду и намек на желание. В мгновение ока что-то в глубине его души откликнулось на этот призыв. Здравый рассудок вернулся к нему.

– Я непременно буду тебя сопровождать и не хочу услышать «нет» в ответ на это мое предложение.

Она пожала плечами, вытирая кухонный стол с таким рвением, словно от этого зависела ее жизнь.

– Поступай как знаешь. Завтра к этому времени все уже придет в норму.

Такого не может быть, оба это понимали.

Грегор ушел, раздираемый желанием объяснить – что именно? Что он не любит Венецию и потому не вправе говорить иное? Что он уважает ее больше, чем любую другую женщину, и что этого достаточно?

Злясь на себя, Грегор сдернул сюртук с деревянного колышка у двери и зашагал к конюшне.

Глава 16

Нет на свете более тесной связи, чем связь мамочки с ее детками. Никто другой не заставит твое сердце биться громче, а колени дрожать сильнее.

Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам в холодный зимний вечер

Сквайр положил салфетку на стол.

– Мисс Уэст, я в жизни не ел более вкусного мясного рагу, чем приготовленное вами. А мы боялись умереть с голоду. Надо же!

Венеция удостоила сквайра легкой улыбки.

– Благодарю вас, – сказала она. – Я очень люблю готовить.

И перевела глаза на собственную тарелку, стараясь по мере возможности не смотреть на Грегора. Он явился к обеду с опозданием и уселся за стол с недовольным видом, резко отклоняя любую попытку втянуть его в общий разговор.

Рейвенскрофт, который с жадностью настоящего ворона хватал вилкой с тарелки куски тушеного мяса и заглатывал, почти не прожевывая, один за другим, поднял голову и спросил:

– Слушай, Венеция, а ты умеешь готовить что-нибудь еще?

Мисс Платт, как всегда, поспешила на помощь:

– О, мистер Уэст, вы, конечно, знаете, какие блюда может приготовить ваша сестра!

Рейвенскрофт смутился, однако быстро нашелся:

– Я бы, конечно, знал, но, видите ли, Венеция живет вместе с родителями, а у меня апартаменты за пределами Сент-Джеймса. Она еще не научилась готовить, когда я жил дома. – Он бросил на Венецию полный отчаяния взгляд: – Не правда ли, сестричка?

Венеция подбодрила его улыбкой и сказала:

– Я научилась готовить совсем недавно. После того как Рейвенскрофт переехал в собственные апартаменты, мама наняла весьма темпераментного повара-француза, который мог часами возиться с приготовлением изысканных блюд к каждому званому обеду и порой не успевал вовремя.

Миссис Блум одобрительно кивнула и заметила:

– Как это хорошо, что вы помогали вашей маме, дорогая. Какие же ваши любимые блюда?

– Любимые? Пожалуй, корнуэльские цыплята, тушенные вместе с мясом крабов, а еще утка в мятном соусе и совершенно дивный паштет из печени.

– Это еще один повод для тебя убежать со мной в Италию, – заявил Рейвенскрофт.

– Убежать с вами в Италию? – удивилась Элизабет. – А почему вы с сестрой задумали такое бегство?

– С сестрой? Видите ли… – Рейвенскрофт запнулся и покраснел, как вареный рак.

– Мой брат такой фантазер, – пришла ему на помощь Венеция. – Он давно предлагал мне сбежать из дома в Италию.

– Совершенно верно, – подхватил Рейвенскрофт. – Сестра могла бы выйти замуж за итальянца, а я написал бы роман или что-нибудь в этом роде.

Миссис Блум прищелкнула языком.

– Мистер Уэст, вы и ваша сестра уже не в таком возрасте, когда убегают из дому. Что сказали бы на это ваши родители?

Рейвенскрофт открыл рот, потом закрыл, но тут же снова открыл.

– Наша мать – святая женщина, и она…

– Я уверена, что миссис Блум совершенно неинтересно слушать эту чисто семейную повесть, – перебила его Венеция, бросив Рейвенскрофту предостерегающий взгляд: он, того и гляди, впутает их в историю настолько дикую, что они даже не смогут запомнить подробности.

Рейвенскрофт снова покраснел и продолжал поглощать рагу.

Довольная тем, что он больше не станет причинять беспокойство, по крайней мере сейчас, Венеция обратилась к миссис Блум:

– Мой брат просто помешан на том, что уедет в Италию вместе со мной и я буду стирать ему одежду и вообще всячески о нем заботиться, хотя я ему сразу заявила, что не желаю принимать участие в подобной чепухе.