– Вот как? – произнес Грегор весьма неприветливо, чтобы не сказать больше.

Венеция вздернула подбородок.

– Да. Дело в том, что они с миссис Блум решили расстаться.

– Ничего удивительного, – заметил сквайр. – Но лично я полагаю, что мисс Платт делает ошибку. Немногие женщины стали бы терпеть компаньонку с такими претензиями.

Грегор весьма выразительно приподнял бровь.

– Мисс Платт нельзя полностью винить за такое поведение. Ей некоторым образом помогли осознать себя как особу, заслуживающую лучшей участи.

Сквайр не ответил: он увидел свою дочь, которая спускалась с лестницы в развевающемся голубом плаще.

– Элизабет, дитя мое! Я слышал, ты плохо себя почувствовала.

– Не так плохо, как бедняжка Джейн. Папа, я не думаю, что ей можно уехать сегодня. Я велела ей лежать в постели. Мы можем послать за ней одного из кучеров, когда доберемся до Лондона.

– Да, но…

– Миссис Тредуэлл позаботится о ней, пока ей не станет лучше.

– Но если твоя горничная останется здесь, кто будет ухаживать за тобой в дороге?

– О, я вполне обойдусь без ее помощи. У мисс Уэст целую неделю нет горничной, и она прекрасно справляется.

Сквайр взглянул на прическу Венеции, прежде чем ответить с некоторым сомнением в голосе:

– Пожалуй, ты права.

– Я тем более права, что тебе пришлось бы, сидя в карете, держать перед ней тазик.

– Тазик?

Элизабет устремила на отца взгляд своих невинных голубых глаз:

– Разве я не упомянула, что она не только кашляет, но и с желудком у нее неважно, ее то и дело тошнит?

Лицо у сквайра приняло такое выражение, словно его самого вот-вот стошнит.

– Нет, впервые слышу. Я поговорю с Тредуэллом, и мы оставим девушку здесь.

– Спасибо, папочка. – Элизабет наклонилась и что-то смахнула рукой с одного из своих полусапожек цвета лаванды. – Если пошлешь одного из слуг к нам в комнату за моим последним чемоданом, мы будем готовы к отъезду.

Сквайр нахмурился:

– Еще один? Не знаю, сможем ли мы втиснуть его в экипаж.

– Не сможете, – бросил Грегор. – Чамберс говорит, что экипаж и без того перегружен.

– Прелестно, – буркнул сквайр.

Элизабет кашлянула.

– Простите, мисс Уэст. Если для моего чемодана не найдется места в карете миссис Блум, может быть, вы возьмете его в вашу?

– В мою? – растерянно переспросила Венеция. – Но…

– Если вы сообщите нам о своем приезде в Лондон, папа пришлет слугу забрать его.

Сквайр заметно оживился:

– Отличная идея! Вы не возражаете, мисс Уэст?

– Нет. Никоим образом. Но может случиться, что я вернусь в Лондон через несколько недель.

– О, это не имеет значения! Благодарю вас! Я так и знала, что могу рассчитывать на вас.

Было что-то странное в том, как прозвучали эти слова Элизабет, но Венеция не намерена была разбираться в том, что имеет в виду девушка.

– Однако нам пора, – сказал сквайр. – Миссис Блум уже в экипаже, Элизабет. Мы ждем только тебя.

Грегор перехватил взгляд Венеции. В его глазах был вопрос. Она кивнула:

– Я тоже готова.

Немного погодя она, Рейвенскрофт и мисс Платт уже сидели в карете Рейвенскрофта. Грегор стоял рядом с экипажем, держа в поводу свою верховую лошадь. Они дожидались, когда Чамберс и слуга Тредуэллов принесут забытый чемодан.

Тем временем сквайр помог дочери подняться в красивую карету миссис Блум.

Девушка снова закашлялась, потом сказала:

– Я буду спать всю дорогу, честное слово… ой, я забыла перчатки!

С поразительной резвостью она отскочила от отца – только и взвился подол ее голубого оперного плаща.

– Я сейчас вернусь! – крикнула она, убегая ко входу в гостиницу.

– Она такая легкомысленная! – покачал головой сквайр.

– Смолоду все такие, – сказала миссис Блум, бросив очередной негодующий взгляд на мисс Платт. – Надеюсь, нам недолго придется ждать мисс Хигганботем, так как я…

– Она уже вернулась, – произнес сквайр.

Мисс Хигганботем выскочила во двор и побежала к карете, ловко выбирая дорогу между многочисленными лужами и придерживая рукой в перчатке накинутый на голову капюшон плаща.

Она поднялась по ступенькам в карету и устроилась в самом дальнем углу.

Сквайр отступил в сторону, чтобы дать возможность кучеру поднять подножку и закрыть дверцу кареты.

Миссис Блум высунулась из окна:

– Мисс Уэст, мистер Уэст, лорд Маклейн, смею надеяться, что мы скоро встретимся в Лондоне.

Венеция так не думала, однако кивнула. Рейвенскрофт, видимо, начисто забыв, что в Лондоне его ждет дуэль, с радостью согласился, а Грегор молча отвесил поклон.

Большая карета со скрипом тронулась с места, огромные колеса глубоко увязали в жидкой грязи. Секундой позже во дворе появились Чамберс и слуга Тредуэллов, таща забытый чемодан.

– Господи Боже, – проговорил Грегор, подходя к ним, чтобы помочь. – Что у этой женщины в чемодане?

– Понятия не имею, – отозвался Чамберс, – готов пари держать, что кирпичи.

– Или золото, – предположил слуга.

Тем не менее чемодан все же пристроили на запятках, там же уместились Чамберс и слуга. Грегор ехал верхом за каретой; Рейвенскрофт прикинулся спящим, чтобы не разговаривать с мисс Платт. Венеция устроилась в уголке и прислонилась к стенке, изможденная и глубоко несчастная.

А мисс Платт, пребывая в счастливом неведении о том, что происходит вокруг нее, без устали болтала, вполне довольная ходом событий.

Венеция надеялась, что они доберутся до бабушкиного дома прежде, чем их с Грегором запутанные отношения запутаются еще больше.

Глава 17

Грегор пустил коня рысью. Было чудесно сидеть в седле, вдыхать прохладный и влажный воздух, напоенный запахом сырой земли, и слушать перешептыванье листьев на деревьях. Жаль, что Венеция не взяла с собой костюм для верховой езды; она любила именно такие прогулки в седле.

Он представил себе, как она скачет впереди него, лошадь ее резво пританцовывает, а Венеция вдруг поворачивает голову и смотрит на него с лукавой улыбкой.

Грегор невольно улыбнулся – впервые после их вчерашнего разговора.

Он обернулся и посмотрел на карету, которая тяжело и неуклюже двигалась следом за ним по дороге. Чамберс искусно избегал рытвин и глубоких грязных луж. Даже на таком расстоянии до Грегора доносились звуки непрерывной болтовни мисс Платт. К тому времени как они доберутся до бабушкиного дома, Венеция и Рейвенскрофт будут готовы прикончить несносную особу.

Кожаные шторки кареты были раздвинуты. Если подождать, пока экипаж поравняется с ним, можно будет увидеть в окне Венецию с ее небрежно подколотыми каштановыми волосами и явно недовольным выражением лица – видимо, мисс Платт ей уже сейчас смертельно надоела.

Право, Венеция шагу не может ступить, чтобы к ее юбке не прицепилась, словно репей, история чьих-нибудь невероятнейших бедствий и страданий. В этом случае он ей сочувствовал. В прошлом, ну хотя бы неделю назад – Грегору вдруг показалось, что с тех пор прошли годы, – они оба скорее всего просто посмеялись бы над глупым созданием.

Он ехал бы верхом рядом с каретой, ловил взгляд Венеции и понимал, о чем она думает, а она читала бы его мысли. Но сейчас она избегает его взгляда, избегает его самого.

Грегору расхотелось улыбаться. Он утратил нечто дорогое, и какая-то часть его души страшилась, что потеря эта невозвратима. Он не сознавал, оказывается, насколько дорог и мил ему смех Венеции, не сознавал до нескольких последних дней, когда она почти не смеялась. У нее было прекрасное чувство юмора, в глазах сверкали серебристые искорки, а губы складывались в неподражаемую усмешку.