Грегор ласково рассмеялся – смущение Венеции тронуло его.

– Никогда не видел тебя столь… легко одетой. И такой очаровательной.

Щеки у Венеции пылали, словно огонь. Она скрестила руки на груди.

– Это мамина ночная рубашка. У меня она более закрытая.

– Очень жаль.

Он так хотел усадить ее к себе на колени. Мужское достоинство Грегора встрепенулось при этой мысли. «Не теперь. Прежде всего надо добиться согласия на брак. Собери волю в кулак», – приказал себе Грегор.

Он взял графин, наполнил рюмку и вручил Венеции, прежде чем наполнить еще одну – для себя. Попробовал шерри и поморщился.

Венеция пригубила вино.

– В жизни не пила такого восхитительного шерри.

Грегор поставил рюмку на столик.

– Я люблю сухое шерри. – Он быстрым взглядом окинул восхитительную фигуру Венеции. – Но женщин предпочитаю сладких.

Венеция нервно глотнула вино. Грегор удивленно поднял брови, увидев, что ее рюмка пуста.

– Хочешь еще?

– Да, пожалуйста, – сказала Венеция. Он налил ей полрюмки.

– Но в графине еще много, – заметила она с неудовольствием.

– Я не хочу, чтобы ты проснулась завтра с головной болью, а это непременно случится, если ты станешь пить с неумеренной жадностью.

– Я вовсе не пью с жадностью, – возразила она заносчиво. – Я просто оценила вкус по достоинству.

– Я понимаю, – согласился он с полной серьезностью. Судя по блеску ее глаз, Венеция уже немного опьянела. Настоящий джентльмен отказался бы налить ей еще одну рюмку, но Грегор – с некоторым расчетом – подумал, что если она расслабится и разгорячится от рюмки – другой, то, может быть, более благожелательно выслушает его предложение. Он был твердо намерен повторить его в более подобающей форме.

За время их долгой поездки в дом старшей миссис Оугилви он четко осознал, что не сможет жить без Венеции и должен добиться ее согласия на брак.

– Ну что ж, в таком случае получай желаемое. – Он налил ей полную рюмку. – Только не ругай меня, если проснешься с головной болью.

Ее улыбка просияла, словно радуга на пасмурном небе.

– Спасибо. Как хорошо, что мы снова можем поговорить как друзья.

– Мне так не хватало тебя.

Слова сорвались с его губ прежде, чем он сообразил, что произнес их.

– Мне тоже тебя не хватало. – Венеция поставила рюмку на столик и наклонилась вперед так, что тонкая ночная рубашка обтянула ее полную грудь. – Грегор, не пойму, что с нами произошло, но мне так хочется, чтобы все вернулось на круги своя. – Она сдвинула брови и посмотрела Грегору в глаза. – Не знаю, возможно ли это, но я вот думаю, что, быть может…

– Что ты думаешь?

Венеция сделала еще глоток шерри. Губы ее стали влажными от вина.

– Грегор, я подумала, что, быть может, твоя идея воспользоваться нашим взаимным влечением правильна. – Она посмотрела ему в глаза и прошептала: – Это не ушло. Я думаю о тебе, и… я все еще тебя хочу.

Грегор так сильно стиснул в пальцах рюмку, что едва не раздавил ее. Он сидел, не смея пошевелиться, произнести хоть слово, сердце его колотилось о ребра, словно дикий зверь о прутья клетки. Венеция наклонилась вперед, и ее груди четко обозначились под тонкой материей. Грегор не сводил с них глаз; он слышал голос Венеции и понимал, что должен воспринимать ее слова, с которыми почти наверняка согласится, но все, что он сейчас мог, – это смотреть на ее грудь.

Венеция вдруг ахнула, прикрыла руками грудь и поднялась с кресла.

– Грегор, я…

Он улыбнулся. Материя ее рубашки казалась чем-то вроде легкой дымки. Руки Венеции скрыли от него ее прелестную грудь, но все остальное в ее теле стало сейчас доступно его жадному взгляду.

Она сама женственность, его Венеция. Икры в меру округлые: как раз в обхват мужской ладони. Красиво очерченные бедра просто созданы для того, чтобы их обнимали, гладили, чтобы доводить мужчину до страсти. Волосы Венеции длинными волнистыми прядями падают ей на плечи, а ее руки с ямочками на локтях так женственны! Господи, до чего же она хороша!

Венеция топнула ногой:

– Грегор, ну скажи хоть что-нибудь! Надеюсь, ты слышал, что я тебе говорила?

Грегор понял, что она сердится, потому что он никак не откликнулся на ее призыв. Он сейчас словно вулкан, готовый к извержению, внутри у него все кипит. В любой момент он может потерять самообладание.

– Ну что ж! – Венеция резко повернулась спиной к Грегору; подол рубашки вихрем взлетел до самых бедер, но тут же опустился до лодыжек.

Единственная мысль пробилась в голове у Грегора сквозь красный туман желания. Венеция уходит, и он любой ценой должен ее остановить!

В следующую секунду он вскочил и заключил Венецию в объятия.

Венеция зажмурилась, потом посмотрела па Грегора с видом потрясенным и неуверенным, серебристо-серые глаза потемнели.

– Что… что ты делаешь?

Он посмотрел ей прямо в глаза:

– Воплощаю мечту твоей бабушки в действительность.

Возбуждение и растерянность все еще боролись в ее глазах, когда Грегор поцеловал ее в губы.

Это прикосновение воспламенило страсть, которая обуревала Грегора всю неделю. Неодолимое желание не просто ласкать Венецию, но полностью овладеть ею, её телом и душой пылало у него в крови. Он будет обладать ею. Сознает она это или нет, но она принадлежит ему.

Их брак неотвратим. Не потому, что Венеция должна либо выйти за него замуж, либо стать жертвой остракизма, а потому, что она принадлежит только ему. Ему одному. И чем скорее она это осознает, тем лучше для них обоих и всех остальных.

Грегор прервал поцелуй и взял Венецию на руки. Она ахнула, и глаза их встретились – только на мгновение, потому что он целовал ее со всей силой желания. Потому что каждая клеточка его тела жаждала этого. Потому что она была дорогая, любимая, единственная женщина, которая завоевала его чувство и стала болью его сердца.

Венеция застонала, когда Грегор на мгновение прервал поцелуй, обвила руками его шею и прильнула к нему всем телом. Грегор снова поцеловал ее со всей силой желания, которое требовало, чтобы он ощутил себя в ней.

Он сделал три шага, отделявшие их от постели, и остановился, шумно дыша в тишине комнаты и глядя на Венецию с вопросом в глазах.

Задыхаясь от волнения, Венеция приоткрыла рот. Губы ее были влажными и припухли от его поцелуев.

– Грегор.

Всего лишь одно слово, но сколь многое оно означало! Грегор уложил Венецию на постель, ее волосы разметались по шелковым подушкам. Он оказался рядом с ней едва ли не в ту же секунду, положил руку ей на живот и пробежался цепочкой легких, как дыхание, поцелуев от ее виска до уголка губ. Будь она более опытной и менее любимой, он разделся бы до того, как лечь в постель рядом с ней, но Грегор не хотел напугать ее. Венеция заслуживала самого бережного отношения. И хотя ему до боли хотелось овладеть ею, он вел себя так, чтобы ей запомнилась не только страсть, но и нежная забота о ее чувствах.

Грегор куснул ее за ушко и передвинул ладонь с живота Венеции на бедро. Венеция придвинулась к нему ближе, поглаживая рукава его расстегнутой рубашки и прижав ноги к его ногам, отчего он почти утратил самообладание. Но тотчас взял себя в руки. Слегка отстранился от Венеции и спросил, глядя ей в глаза:

– Ты доверяешь мне, Венеция?

Глаза у нее стали темными, как грозовое небо.

– Да.

Слово, произнесенное страстным шепотом, согрело сердце Грегора.

Он медленно потянул подол ночной рубашки Венеции вверх, обнажив ее ноги. Венеция вздрогнула, когда тонкий батист коснулся ее колен, и Грегор замер, вопросительно глядя на нее.

Руки Венеции крепче сжали плечи Грегора. Он взглянул на ее лицо и убедился в том, что она страстно желает его.

Он поднял рубашку выше – до середины бедер. Венеция чуть приподнялась, согнув колени, и Грегор нежно поцеловал сначала одно, потом другое колено. Она еле слышно ахнула и схватила Грегора за волосы. Он засмеялся и прошептал:

– Полегче, радость моя. Волосы сидят крепко. Может, я и заслужил кару, но мне будет больно, если ты выдернешь сотню-другую.